Древний летописец наш повествует, что не только христианские проповедники, но и магометане, вместе с иудеями, обитавшими в земле Козарской или в Тавриде, присылали в Киев мудрых законников склонять Владимира (980 – 1014 гг) к принятию веры своей и что Великий князь охотно выслушивал их учение.
Случай невероятный: народы соседственные могли желать, чтобы государь, уже славный победами в Европе и Азии, исповедовал одного Бога с ними, и Владимир мог также – увидев, наконец, подобно великой бабке своей,
заблуждение язычества – искать истины в разных верах.
- Первые послы были от волжских или камских болгаров. На восточных и южных берегах Каспийского моря уже давно господствовала вера магометанская, утвержденная там счастливым оружием аравитян: болгары приняли оную и хотели сообщить Владимиру.
Описание Магометова рая и цветущих гурий пленило воображение стастолюбивого князя; но обрезание казалось ему ненавистным обрядом и запрещение пить вино уставом безрассудным.
"Вино, сказал он, есть введение для русских; не можем быть без него."
– Послы немецких католиков говорили ему о величии невидимого Вседержителя и ничтожности идолов. Князь ответствовал им: идите обратно; отцы наши не принимали веры от папы.
- Выслушав иудеев, он спросил, где их отечество. “В Иерусалиме”, - ответствовали проповедники, - но Бог во гневе своем расточил нас по землям чуждым”.
"И вы, наказываемые Богом, дерзаете учить других? – сказал Владимир. – Мы не хотим, подобно вам, лишиться своего отечества."
– Наконец безыменный философ, присланный греками, опровергнув в немногих словах другие веры, рассказал Владимиру все содержание Библии, Ветхого и Нового Завета: историю творения, рая, греха, первых людей, потопа, народа избранного, искупления христианства, семи соборов, и в заключение показал ему картину Страшного Суда, с изображением праведных, идущих в рай, и грешных, осужденных на вечную муку. Пораженный сим зрелищем, Владимир вздохнул и сказал:
“Благо добродетельным и горе злым!” Крестися, - ответствовал философ, - и ты будешь в раю с первыми.
Вера славян ужасала воображение могуществом разных богов, часто между собой несогласных, которые играли жребием людей и нередко увеселялись их кровию. Хотя славяне признавали также и бытие единого Существа высочайшего, но праздного, беспечного в рассуждении судьбы мира, подобно божеству Эпикурову и Лукрециеву. О жизни за пределами гроба, столь любезной человеку, вера не сообщала им никакого ясного понятия:
одно земное было ее предметом. Освящая добродетель храбрости, великодушия, честности, гостеприимства, она способствовали благу гражданских обществ в их новости, но
не могла удовлетворить сердца чувствительного и разума глубокомысленного. Напротив того, ХРИСТИАНСТВО, представляя в едином невидимом Боге создателя и правителя вселенной, нежного отца людей, снисходительного к их слабостям и награждающего добрых – здесь миром и покоем совести, а там, за тьмою временной смерти, блаженством вечной жизни, -
удовлетворяет всем главным потребностям души человеческой.
Владимир, отпустив философа с дарами и с великою честию, собрал бояр и градских старцев; объявил им предложение магометан, иудеев, католиков, греков и требовал их совета. “Государь! – сказали бояре и старцы, - всякой человек хвалит веру свою: ежели хочешь избрать лучшую, то пошли умных людей в разные земли, испытать, который народ достойнее поклоняется Божеству”. И великий князь отправил десять благоразумных мужей для сего испытания. Послы видели в стране болгаров храмы скудные, моление унылое, лица печальные; в земле немецких католиков богослужение с обрядами, но, по словам летописи, без всякого величия и красоты; наконец, прибыли в Константинополь.
Великолепие храма, присутствие всего знаменитого духовенства греческого, богатые одежды служебные, убранство алтарей, красота живописи, благоухание фимиама, сладостное пение клироса, безмолвие народа, священная важность и таинственность обрядов изумили россиян; им казалось, что сам Всевышний обитает в сем храме и непосредственно с людьми соединяется… Возвратясь в Киев, послы говорили князю с презрением о богослужении магометан, с неуважением о католическом и с восторгом о византийском, заключив словами:
“Всякой человек, вкусив сладкое, имеет уже отвращение от горького; так и мы, узнав веру греков, не хотим иной”. Владимир желал еще слышать мнение бояр и старцев.
“Когда бы закон греческий, - сказали они, - не был лучше других, то бабка твоя, Ольга, мудрейшая всех людей, не вздумала бы принять его”.
Великий князь решился быть христианином.
Владимир мог бы креститься и в собственной столице своей, где уже давно находились церкви и священники христианские; но князь пышный хотел блеска и величия при сем важном действии: одни цари греческие и патриарх казались ему достойными сообщить целому его народу уставы нового богослужения. Гордость могущества и славы не позволяла также Владимиру унизиться в рассуждении греков, искренним признанием своих языческих заблуждений и смиренно просить крещения: он вздумал, так сказать,
завоевать веру христианскую и принять ее святыню рукою победителя.
Собрав многочисленное войско, Великий князь пошел на судах к греческому Херсону, которого развалины доныне видимы в Тавриде, близ Севастополя. Сей торговый город, построенный в самой глубокой древности выходцами гераклейскими, сохранял еще в X веке бытие и славу свою, несмотря на великие опустошения, сделанные дикими народами в окрестностях Черного моря, со времен Геродотовых скифов до козаров и печенегов.
Он признавал над собою верховную власть императоров греческих, но не платил им дани; избирал своих начальников и повиновался собственным законам республиканским.
Завоевав славный и богатый город, который в течение многих веков умел отражать приступы народов варварских, российский князь еще более возгордился своим величием и чрез послов объявил императорам, Василию и Константину, что он желает быть супругом сестры их, юной царевны Анны, или, в случае отказа, возьмет Константинополь.
Империя, по смерти Цимисхия, была жертвой мятежей и беспорядка: военаначальники Склир и Фока не хотели повиноваться законным государям и спорили с ними о державе. Сии обстоятельства принудили императоров забыть обыкновенную надменность греков и презрение к язычникам. Василий и Константин, надеясь помощью сильного князя российского спасти трон и венец, ответствовали ему, что от него зависит быть их зятем; что,
приняв веру христианскую, он получит и руку царевны, и царство небесное. Владимир, уже готовый к тому, с радостью изъявил согласие креститься, но хотел прежде, чтобы императоры, в залог доверенности и дружбы, прислали к нему сестру свою.
Анна ужаснулась: супружество с князем народа, по мнению греков, дикого и свирепого казалось ей жестоким пленом и ненавистнее смерти. Но политика требовала сей жертвы, и ревность к обращению идолопоклонников служила ей оправданием или предлогом. Горестная царевна отправилась в Херсон на корабле, сопровождаемая знаменитыми духовными и гражданскими чиновниками; там народ встретил ее
как свою избавительницу со всеми знаками усердия и радости.
В летописи сказано, что Великий князь тогда разболелся глазами и не мог ничего видеть; что
Анна убедила его немедленно креститься и что он прозрел в ту самую минуту, когда святитель возложил на него руку. Бояре российские, удивленные чудом, вместе с государем приняли истинную веру (в церкви св. Василия, которая стояла на городской плащади, между двумя палатами, где жили Великий князь и невеста его).
Херсонский митрополит и византийские пресвитеры совершили сей обряд торжественный, за коим следовало обручение и самый брак царевны с Владимиром, благословенный для России во многих отношениях и весьма счастливый для Константинополя, ибо Великий князь, как верный союзник императоров, немедленно отправил к ним часть мужественной дружины своей, которая помогла Василию разбить мятежника Фоку и восстановить тишину в Империи.
Наставленный херсонским митрополитом в тайнах и нравственном учении христианства, Владимир спешил в столицу свою озарить народ светом крещения. Истребление кумиров служило приготовлением к сему торжеству: одни были изрублены, другие сожжены. Перуна, главного из них, привязали к хвосту конскому, били тростями и свергнули с горы в Днепр. Чтобы усердные язычники не извлекли идола из реки, воины княжеские отталкивали его от берегов и проводили до самых порогов, за коими он был извержен волнами на берег (и сие место долго называлось Перуновым).
Изумленный народ не смел защитить своих мнимых богов, но проливал слезы, бывшие для них последней данью суеверия: ибо Владимир на другой день велел объявить в городе, чтобы все люди русские, вельможи и рабы, бедные и богатые шли креститься – и народ, уже лишенный предметов древнего обожания, устремились толпами на берег Днепра, рассуждая, что новая вера должна быть мудрою и святою, когда Великий князь и бояре предпочли ее старой вере отцов своих. Там явился Владимир, провожаемый собором греческих священников, и, по данному знаку, бесчисленное множество людей вступило в реку: большие стояли в воде по грудь и шею; отцы и матери держали младенцев на руках; иереи читали молитвы крещения и пели славу Вседержителя.
Когда же обряд торжественный совершился, когда священный собор нарек всех граждан киевских христианами, тогда Владимир, в радости и восторге сердца устремив взор на небо, громко произнес молитву:
“Творец земли и неба! Благослови сих новых чад твоих; дай им познать тебя, Бога истинного; утверди в них веру правую. Будь мне помощию в искушениях зла, да восхвалю достойно святое имя твое!...” В сей великий день, говорит летописец, земля и небо ликовали.
Скоро знамения веры христианской, принятой государем, детьми его, вельможами и народом, явились на развалинах мрачного язычества в России, и жертвенники Бога истинного заступили место идольских требищ. Великий князь соорудил в Киеве деревянную церковь св. Василия, на том месте, где стоял Перун, и призвал из Константинополя искусных зодчих для строения храма каменного во имя Богоматери, там, где в 983 году пострадал за веру благочестивый варяг и сын его.
Между тем ревностные служители алтарей, священники, проповедовали Христа в разных областях государства. Многие люди крестились, рассуждая, без сомнения, так же как и граждане киевские; другие привязанные к закону древнему, отвергали новый: ибо язычество господствовало в некоторых странах России до самого XII века. Владимир не хотел, кажется, ПРИНУЖДАТЬ СОВЕСТИ; но взял лучшие, надежнейшие меры для истребления языческих заблуждений:
он старался просветить россиян. Чтобы утвердить веру на знании
книг божественных, еще в IX веке переведенных на славянский язык Кириллом и Мефодием и, без сомнения, уже давно известных киевским христианам, Великий князь завел для отроков училища, бывшие первым основанием народного просвещения в России. Сие благодеяние казалось тогда страшною новостью, и жены знаменитые, у коих неволею брали детей в науку, оплакивали их как мертвых, ибо считали грамоту опасным чародейством.
Н. М. Карамзин “Предания веков. История государства Российского”(1804 – 1826 гг.)
Bookmarks