Допис від
Йожик
Человек является наполовину тем, что он есть, а наполовину тем, чем он хотел бы стать, сказал Оскар Уайльд. Если это так, то советские дети шестидесятых и семидесятых были все наполовину космонавтами. Я знаю это точно, так как и сам в возрасте семи-восьми лет был та-ким же полукосмонавтом. Удивительно, но уже тогда я догадывался, что все это детский бред, который пройдет с годами. В то же время я говорил себе: «Я знаю, все хотят стать космонавта-ми. Но у меня это совсем по-другому! Я дейсвительно хочу им стать, по-настоящему! И если у других это пройдет, то пожалуйста! У меня нет!»
Я думаю, что многие из моих ровесников, мечтавших полететь в космос, проникали в те же глубины саморефлексии. Некоторые даже сдержали клятву — пара космонавтов как-никак дей-ствительно существовала. Как бы то ни было: тогда мы все, от мала до велика, жили одной но-гой в космосе. Космос был везде. В школьныхучебниках, на стенах домов и на мозаиках мос-ковского метро: курносый космонавт за стеклом своего шлема-аквариума проделывал какую-нибудь символическую работу — сажая маленький зеленый росток в ямочку на Марсе или про-тягивая звездам спутник. В чаду городов он был всегда и всюду, так что стал в какой-то степе-ни постоянным свидетелем всего происходящего, постоянным «третьим», такого же рода ипо-стасью, как тот Ленин, который тащит на субботнике бревно. При этом взрослые принимали его, по всей видимости, за неизбежного собутыльника, который хотя и не вносил никакого вклада в покупку бутылки, но и много не выпивал. Может быть, именно ему посвящены те пара капель, которые алкаши ритуально сбрызгивают на землю, прежде чем бутылка сделает свой первый круг.
Под окнами пятиэтажных хрущевок стояли модели спутников. В отрывных календарях один звездолет сменял другого. Поток космических аллюзий открывал советским будням, так ска-зать, дорогу в будущее и не давал жизненной вони ударить в нос. Мир вокруг казался палаточ-ным лагерем, в котором люди жили только временно, пока город солнца не будет достроен. И о том, что этот лагерь существовал уже чуть ли не вечно, в апофеозные моменты наших космиче-ских иллюзий мы не вспоминали совершенно: по телевизору показывали старты ракет с Байко-нура. Это были моменты, когда оживали космонавты с фризов домов. В их скафандрах и капю-шонах, с микрофонами у губ, они махали рукой телезрителям в последний раз, перед тем, как повернуться и пойти к белому фаллосу, который стоял наготове, целясь в темно-синее небо Ка-захстана.
Один аксессуар экипировки космонавтов казался мне особенно загадочным. Они несли с собой маленькие, пузатые чемоданчики, которые блестели на солнце сталью и титаном. Меня очень занимал вопрос, что же могло находиться внутри. Может быть, звездные карты? Кодовые таблицы? Секретное оружие? Запас кислорода для чрезвычайных ситуаций? Я долго не решал-ся спросить об этом взрослых — по опыту зная, что после их объяснений мир редко становился интереснее. Когда я все же не выдержал, ответ был ошеломляющим. «Чемодан?» — переспро-сил один из сидящих у телевизора. «Так он для говна. Видишь, от него шланг к скафандру идет. Космонавты ведь тоже люди.»
То, что подобная система удаления отходов была важна, отрицать было невозможно. Но космонавт с чемоданчиком дерьма в руках казался мне таким немыслимым, что мой чистый звездный мир получил в этот момент явную трещину. С тех пор, когда новый космонавт шел к своей новой ракете, мои глаза, не отрываясь, смотрели только на этот чемодан. Наверное, это зависело от того, что я вырос и давно заметил, что не только космонавты несли с собой этот чемодан, это делали все советские люди. (В дореволюционной России говорили, каждый дол-жен нести свой крест — возможно, этот чемодан был атеистическим обрубком той метафоры.)
Более того, вся советская космонавтика уходила корнями в вонь ГУЛАГа, там сидел главный конструктор Королев, его чемодан был с тех пор всегда с ним. Символярий, который советские ракеты несли в космос (гербы со связками колосьев, вымпелы со звездами и так далее), был подделкой, в то время как это было очень точным символом, открывающим весь ужас: совет-ский человек, построивший первые космические корабли и полетевший на них к звездам, на-встречу обитателям других миров, не мог ничего предъявить им кроме чемодана, полного ла-герного говна, тирании и темной нищеты. Чем больше я узнавал о мире, тем больше становился чемодан, и тем тяжелее было космонавту тащить его к ракете.
Поэтому меня не удивило то, что на борту советского шаттла «Буран» при его единственном запуске не было ни одного космонавта. Невидимый чемодан весил к тому времени так много, что для человека уже не нашлось места.
Пелевин. Код Мира.
Вы меня оскорбляете в отделе КосмонавтикЭ
С днем космонавтики!
Ваші права у розділі
Відповісти з цитуванням
Bookmarks