Грустилка

[SuperKot]

Наивный романсик...

Опять на опустевшем берегу
Ищу следы коротенького лета,
Бегу и - не вини меня за это -
Никак остановиться не могу...

Все так же волны пристань теребят,
Все так же над водою чайка реет,
И солнце светит то же, да не греет..
И я все та же, только нет тебя...

Обиды - словно пены полоса,
И на губах слова осядут солью,
Но я наивной девочкой, Ассолью,
Все жду на горизонте паруса...

Не верю самой глупой из примет,
Что возвращаться - это к неудаче...
Я обещаю, даже не заплачу,
Увидев на песке знакомый след.

Сквозь шум прибоя ты мне прокричишь,
Что не страшны с тобою нам разлуки,
И так же, как и я, раскинув руки,
По берегу навстречу побежишь...

(Джой Елена - [email protected])

[SuperKot]

Закатилась звезда. Не моя ли?

Закатилась звезда. Не моя ли?
Ярко вспыхнула и — только след…
Мы чужими на празднике стали.
Мы… Чужими… Немыслимый бред!

Звёзды падают в бездну лихую.
Их по крохам поди собери.
Вот и я похожу на такую,
Миг один не дожив до зари.

Не жалею, мой милый, не плачу.
Ярче всех я была. А теперь…
Ты меня загадай на удачу,
А уж я постараюсь, поверь!

А уж я прокачу с бубенцами,
Ярко вспыхну на Млечном Пути,
И в далёком последнем мерцанье
Ты увидишь, как всё пропустил…

Не зову… Я — как дым с белых яблонь…
Как лебяжья… Как в омут маня…
Не сорвись я с орбиты, то я бы…
Ты успел загадать на меня?

(АБРИСа)

[SuperKot]

Сбежавшее сердце

Однажды от одного грустного человечка сбежало сердце. Оно так устало жить в отведенном ему месте, соседствуя с другими внутренними органами. Ему надоело с раннего утра до поздней ночи работать на других, снабжая их свежей кровью. И надрываться, когда ноги, руки или мозг вдруг захотят что-то сделать.
И даже ночью, когда все спят, ему приходилось напрягаться. Умиротворенно вздыхали легкие, блаженно потягивались руки и ноги. И никому не было никакого дела до того, что у сердца есть свои желания, свои чувства.
И никто не знал и не даже не догадывался, как сердце может чувствовать! Как оно билось и рвалось наружу, когда слышало рядом стук другого сердца, чужого, но такого близкого! И можно было прикоснуться к ребрам, и тогда этот стук был еще отчетливей, еще ближе. И оно слышало, как то, другое сердце, стучало часто и неровно. Как будто бы подавало какие-то знаки. Конечно! Да-да, конечно! Оно такое же! Оно тоже хочет достучаться! Оно тоже хочет прорваться сквозь ненавистное тело!
Но что это? Его стук становится все слабее. Тело уходит. Как можно выдержать такое? Остановитесь, ноги! Опомнись, голова! Разве не для вас всю жизнь работало это сердце? Что же вы делаете?
И сердце плакало, и металось, и билось об ребра, как об решетки своей тюрьмы. И чувствовало, как сгибаются ноги, опуская тело на стул. Как руки хватаются за грудь, а потом отправляют в рот какие-то таблетки. И ненавистные соседи шипят: «Чего взбесилось, уродина? Сейчас ты получиш-шь свое успокоительное.»

И наплывало что-то невидимое и неотвратимое.
И окутывало чем-то, похожим на тяжелое ватное одеяло.
И уже не было сил вырваться.
И только - мерное: «тук-тук-тук».

Ну почему всегда так – сердце делало всю самую важную работу, на него падали все шишки, все обиды, все унижения. И никогда не получало никакой благодарности!

И однажды сердце сбежало. Оно бы не сбежало просто так. Сколько оно всего вытерпело. Но то, что произошло, стало последней каплей. Этого унижения даже нельзя передать словами!

И сердце сбежало.
И забилось в самый-самый дальний и самый-самый темный угол.
И сжалось.
И притихло.
И ушло в себя, вывернувшись наизнанку.
И исчезло.
Так, что никто его не мог найти.
А оно хотело, чтобы его искали.
Оно так хотело, чтобы его искало то, другое сердце!

И бродило по темным переулкам рассерженное тело.
Потерявшее свое сердце.
Потерявшее свою дорогу.
Потерявшееся в холодном мире бездушных домов.

А сердце,
униженное и раздавленное,
зовущее и плачущее,
сидело в самом себе
и не знало,
что другое сердце,
которое оно так ждало,
рвалось к нему, и металось, и билось об ребра, как об решетки своей тюрьмы,
а ненавистное тело,
безучастное к его страданиям,
спокойно и неторопливо
делало
свою
никому не нужную
работу.

(Всеволод Круж)

[уже поздно]

зачем грустить ? жизнь - ничто !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Все мы умрем. Стоит ли ?

[не ребёнок]

уже поздно, вы откуда стучите? :P

[уже поздно]

не ребёнок, с планеты ЗЕМЛЯ.

Я простой смертный

[не ребёнок]

плииз...
поменяйте ник, ЗЕМЛЯНИН

[Afrika]

SuperKot, ах, какая прелесть... ах, какие стихи!
ах, какой рассказ!
грусть такая у меня что-то.......

[не ребёнок]

мне густится и не хочется с чувством расстаться ...

[уже поздно]

плииз...
поменяйте ник, ЗЕМЛЯНИН

С удовольствием это сделал бы, но УЖЕ ПОЗДНО

[не ребёнок]

плииз...
поменяйте ник, ЗЕМЛЯНИН

С удовольствием это сделал бы, но УЖЕ ПОЗДНО

oчень легко и удобно так себя утешать ...

ТВОЙ ДОМ


Твой дои, не ведая беды,
меня встречал и в щеку чмокал.
Как будто рыба из воды,
сервиз выглядывал из стекол.

И пес выскакивал ко мне,
как галка маленький, орущий,
и в беззащитном всеоружьи
торчали кактусы в окне.

От неурядиц всей земли
я шла озябшим делегатом,
и дом смотрел в глаза мои
и добрым был и деликатным.

На голову мою стыда
он не навлек, себя не выдал.
Дом клялся мне, что никогда
он этой женщины не видел.

Он говорил: - Я пуст, Я пуст. -
Я говорила: - Где-то, где-то... -
Он говорил: - И пусть. И пусть.
Входи и позабудь про это.

О, как боялась я сперва
платка или иной приметы,
но дом твердил свои слова,
перетасовывал предметы.

Он заметал ее следы.
О, как он притворился ловко,
что здесь не падало слезы,
не облокачивалось локтя.

Как будто тщательный прибой
смыл все: и туфель отпечатки,
и тот пустующий прибор,
и пуговицу от перчатки.

Все сговорились: пес забыл,
с кем он играл, и гвоздик малый
не ведал, кто его забил,
и мне давал ответ туманный.

Так были зеркала пусты,
как будто выпал снег и стаял.
Припомнить не могли цветы,
кто их в стакан граненый ставил...

О дом чужой! О милый дом!
Прощай! Прошу тебя о малом:
не будь так добр. Не будь так добр.
Не утешай меня обманом.

Ахмадулина

[Tear]

Гость - эт я

[Rudy]

Tear, спасибо, очень красиво.

[Coriander]

Бы

Белый серп на сером небе
Режет пО сердцу тоской,
Лечь, не шевелиться мне бы,
Грешной горести мирской
Мне б не видеть, эти маски,
И не слышать эту фальш,
Грезить в мире светлом сказки,
Погрузиться в сон-мираж,
Мне б глаза прикрыть, не боле,
Раствориться в тишине,
Со спиралью свитой боли
Распроститься в сердце мне,
Мне б чуток освободиться
В якорях из старых пут,
Смог поймать бы я жар-птицу,
....................................
Только знаю - не дадут...

Мне помалу б за "границу",
Выбраться из ржавых пут -
Я поймал бы Счастья Птицу,
.....................................
Но, увы, брат... не дают.

[Tear]

Прощай! Прощай! Со лба сотру
воспоминанье: нежный, влажный
сад, углубленный в красоту,
словно в занятье службой важной.

Прощай! Все минет: сад и дом,
двух душ таинственные распри,
и медленный любовный вздох
той жимолости у террасы.

Смотрели, как в огонь костра,-
до сна в глазах, до муки дымной,
и созерцание куста
равнялось чтенью книги дивной.

Прощай! Но сколько книг, дерев
нам вверили свою сохранность,
чтоб нашего прощанья гнев
поверг их в смерть и бездыханность.

Прощай! Мы, стало быть, из них,
кто губит души книг и леса.
Претерпим гибель нас двоих
без жалости и интереса.

Ахмадулина

[Coriander]

Провожая лето

Огонь багрянцевый рассвета
Прохладой стал в начале дня,
Уходит глянцевое лето,
Прощаясь бликами дождя.
Пока еще не смыло краски
И не увяла красота
Нарядной безунывной сказки...
Но уж касается листа,
Своей оранжевою кистью
Ведя, задумчивая осень,
Несмело начинает с листьев,
Когда-то их не будет вовсе...
И я ловлю деньков последних
Тепло и сладость ароматов,
В волнах парю и в море летнем
Я вновь - с утра и до заката!

[Гость.]

***
Есть в близости людей заветная черта,
Ее не перейти влюбленности и страсти, -
Пусть в жуткой тишине сливаются уста,
И сердце рвется от любви на части.
И дружба здесь бессильна, и года
Высокого и огненного счастья,
Когда душа свободна и чужда
Медлительной истоме сладострастья.
Стремящиеся к ней безумны, а ее
Достигшие – поражены тоскою…
Теперь ты понял, отчего мое
Не бьется сердце под твоей рукою.

(А. Ахматова)

[Гость.]

О, жизнь без завтрашнего дня!
Ловлю измену в каждом слове,
И убывающей Любови
Звезда восходит для меня.
Так не заметно отлетать,
Почти не узнавать при встрече.
И снова ночь. И снова плечи
В истоме влажной целовать.
Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И, как преступница, томилась
Любовь, исполненная зла.
Ты словно брат. Молчишь, сердит.
Но если встретимся глазами –
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит.

(А. Ахматова)

[Гость.]

Из памяти твоей я выну этот день,
Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:
Где видел я персидскую сирень,
И ласточек, и домик деревянный?
При имени моем ты будешь вспоминать
Внезапную тоску неназванных желаний
И в городах задумчивых искать
Ту улицу, которой нет на плане.
При виде каждого случайного письма,
При звуке голоса за приоткрытой дверью
Ты будешь думать: вот она сама
Пришла на помощь моему неверью...

(А. Ахматова)